Модуль №5: Актуальные течения в философии

Накануне нечеловеческого: философия XX века из перспективы поворота к нечеловеческому

Обращаясь к философии XX века, мы расставляем в ней акценты исходя из своей ситуации и выбираем то, что важно для нас сегодня. Задача этого текста — наметить картографию, элементы которой оказывают влияние на положение дел в философии сегодня. Речь прежде всего идет о двух полях, активно развивающихся в XXI веке (и, разумеется, не исчерпывающих весь ландшафт). Оба выстраиваются вокруг проблематизации человеческой субъектности. В одном прослеживают пути ее формирования, в другом, напротив, ищут способы преодоления ее гравитации на концептуальном и идеологическом уровнях.

Первое поле многим обязано Мишелю Фуко и поставленным им исследовательским вопросам. Представляющие его эмпирически ориентированные исследователи изучают практики формирования человеческой самости, или субъективации. Это обширное поле, в котором работают социологи, антропологи, историки науки, политические исследователи, философы. В оптике этой линии мышления о человеке он предстает обусловленным множеством изменчивых факторов от собственной физиологии до истории, языка и социального устройства. В пределе его человечность не гарантируется никакой трансисторической сущностью, поэтому нет одной-единственной человеческой самости, речь идет о многообразии конституируемых разными практиками субъективностей. Это важный тезис современной антропологии, позволяющий двинуться прочь от европоцентризма и колониальных форм знания о человеке.

Речь идет о широком спектре практик, но все они так или иначе тесно связаны со знанием той или иной формы: (нео)либеральные технологии управления опираются помимо прочего на знание социальных и биологических дисциплин, позволяющее им эффективнее управлять гражданами и направлять их к нужным целям, а практики заботы о своем теле, своей личности, когнитивных способностях (от античных духовных сект до современных идеологий фитнеса или осознанной жизни) в разные эпохи опирались на религиозный, философский, мистический, биологический и когнитивный виды знания. Эти практики вменяют человеку специфическую этику как способ существования. Она состоит из ряда элементов. Во-первых, этическая субстанция: какая именно часть субстанции регулируется этикой? Одни практики нацелены на воздействие на душу, другие на желание, третьи на волю. Во-вторых, этика мотивирует подчинение ей и обосновывает, почему следует принять ее предписания: во имя эстетически прекрасной жизни, объективного познания или спасения. В-третьих, она инструктирует, что именно нужно делать, чтобы сформировать этическое поведение. Это и есть “практики себя”. В-четвертых, задается идеал: какой формой существования следует вдохновляться, поступая морально? Различные версии такой этики реконструируются в самых разных областях от социальной политики государства всеобщего благоденствия в отношении бедных до воспитания ученых и сексуальной жизни.

Второе поле тоже стремится переосмыслить человеческое, но более радикально — через тематизацию нечеловеческого. Это междисциплинарное поле, наиболее заметные его игроки — акторно-сетевая теория (АСТ) на стыке социальных наук и философии (например, Бруно Латур, Мишель Каллон, Джон Ло, в меньшей степени Аннмари Мол), объектно-ориентированная онтология (ООО) в философии (Грэм Харман, Леви Брайант, а также, например, Катрин Бихар из объектно-ориентированного феминизма) и новый материализм на стыке феминистской философии и медиатеории (Карен Барад, Рози Брайдотти, Диана Фрост, Джейн Беннет и др.).
Эти течения при всех различиях между ними объединяет ряд общих задач:

Во-первых, избавиться от распространенного в XX веке паттерна мышления, при котором любые сущности и процессы мира исследуются через анализ той или иной “человеческой” инстанции, например, языка (прочь от витгенштейновского “границы языка означают границы моего мира”) или субстанции социального. Поэтому значительную часть своих усилий они тратят на критику сложившегося в XX веке и ранее способа мышления как в философии, так и в социальных науках (например, “нововременная конституция”, корреляционизм, социальный конструктивизм, секулярный гуманизм, антропоцентризм, репрезентационализм и др.). Чаще всего ключевым философским предком этого способа объявляется Иммануил Кант. Взамен декларируется задача исследовать мир напрямую (“назад к вещам”), не сбиваясь на путь в обход через исследование опосредующих “трансцендентальных” инстанций (язык, социальное и др.). Свои версии критики, как правило радикальные и амбициозные, есть и в АСТ, и в ООО, и в новом материализме. Эти течения претендуют на переопределение дисциплинарного консенсуса в своих областях: новые материалисты требуют переформатирования гуманитарных наук, АСТ пытается изменить status quo в социологии, а Харман разворачивает широкий фронт реализма.

Во-вторых, все они декларируют задачу по преодолению оппозиции природного и культурного, показывая ее сконструированность и контингентность. Нет ничего чисто природного или чисто культурного (социального, человеческого), есть гибриды, ассамбляжи, сети, состоящие из разнородных сущностей. Поэтому слово-пароль этих течений “гетерогенность”. Кроме того, деконструкции или преодолению подвергаются практически любые оппозиции: материя-значение, репрезентация-репрезентируемое. (Впрочем, следует сказать, что эти задачи вовсе не являются их новациями — они ставились и решались начиная с 60-х годов.)

В-третьих, все они так или иначе заявляют о возврате к самим вещам и о необходимости наконец-то воздать должное нечеловеческому — животным, растениям, технике, просто вещам, природным явлениям. Этот крен к нечеловеческому иногда переходит к выстраиванию новой этики сосуществования, в которой нечеловеческое встает в один ряд с другими маргинализируемыми группами (по сексуальному, гендерному, расовому и иным признакам) и требует эмансипации. Нечеловеческое выступает в качестве объяснительного ресурса, однако не как фон или контекст, а как полноценные действующие акторы или индивиды, каковыми они признаются. Можно говорить о намечаемом этими направлениями масштабном перераспределении агентности (действия), чувственности и эмоций.

В-четвертых, для решения этих задач данные течения предлагают типологически схожие теоретические решения, имеют ли они статус полноценной онтологии или только оптики для эмпирических исследований. Необходимо двухчастное концептуальное решение: концепт, который позволит схватить любую аналитически выделяемую сущность независимо от того, человеческая она или нет (поэтому в такой онтологии существовать можно только в одном смысле, одним способом), и концепт, описывающий отношения между сущностями. АСТ предлагает концепты актора и сети, ООО — объекта и плоскости, или симбиоза, а новый материализм — индивида и интраакции, материи или ассамбляжа. Все эти теоретические нововведения сопровождаются этически и политически окрашенными заявлениями о равенстве или демократии, переустройстве отношений с нечеловеческими сущностями и сближении с ними в рамках сообществ и даже институтов (например, “парламент вещей” Латура).

Такие онтологии, проблематично эмпирические, гетерогенны и собираются как бриколажи из того и сего, с миру по нитке. Слепым пятном этих течений остается позиция собирающего, поскольку ее полноценный анализ (языка, социальной позиции) означал бы возврат к критикуемым паттернам мышления.

В-пятых, они нередко прибегают к описаниям текущих ситуаций в мире, обосновывая свою актуальность. Они с разной степенью активности апеллируют к антропоцену, экологическому кризису, всеобщей опосредованности технонаукой, росту скоростей и неконтролируемости процессов, а также страданиям и вымиранию биологических видов. Если для ранней АСТ это не столь характерно, то, например, новый материализм открыто заявляет о себе как об активистской программе и подчиняет себя политическим задачам.

Разумеется, эти три течения весьма различны. АСТ, если не принимать во внимание сомнительные попытки Хармана конвертировать ее в метафизику, это скорее заготовка для оптики эмпирических исследований, ООО — полновесная философская онтология, а новый материализм — странный ассамбляж из элементов разных дисциплин и модусов мышления и воображения от академической теории до политического активизма и современного искусства.

Истоки обоих полей в XX веке тесно переплетены. Далее последует неизбежно краткий и выборочный обзор основных философских фигур и течений, оказавших на них влияние. Ими, разумеется, не исчерпываются интеллектуальные предки этих полей — они есть и в других дисциплинах.

Одной из ключевых фигур стал Мартин Хайдеггер с его фундаментальной онтологией. Он связывает существование с пониманием: человек (Dasein) всегда существует в качестве кого-то в так или иначе понимаемом им мире и понимает самого себя понимающим. Dasein — не субстанция и не субъект, относительно которого можно различить внутреннее и внешнее, а переход, процесс и экстериорность. Толкуя себя, мир и сущее в мире, человек оказывается центром смысловой сети взаимоотсылок (структура мира), которая и высвечивает для него все существующее. Как выразился Эммануэль Левинас «Мир обретает смысл благодаря человеку, но человек не обладает полнотой смысла». Человек не предшествует миру и не находится во внеположенной миру точке (позиция классического субъекта нововременной философии), а всегда уже обнаруживает себя в нем (“в середине” мира — ведущий мотив философии Мишеля Серра позднее). Важный модус его существования — бытие-в-мире, в том числе погруженность в практическое отношение с вещами и обусловленность окружающим сущим. Инстанцией, выступающей условием понимания и, соответственно, специфического человеческого способа существования выступает язык, который преддан человеку, всегда уже встречает его в этом мире. Так понятое существование конечно (не во временном смысле), и преодоление этой конечности уже в XXI веке стало отправной точкой спекулятивного реализма. Вместе с Гуссерлем, бывшим его учителем, Хайдеггер оказал серьезное влияние на Хармана. Структура объекта создавалась им с оглядкой на интенциональную природу субъекта у Гуссерля и идею подручного сущего у Хайдеггера.

Одновременно с Хайдеггером работал другой философ, оказавшийся на долгое время забытым, однако “реабилитированный” уже во второй половине XX века сначала Делезом, а затем Бруно Латуром. Это Альфред Норт Уайтхед, вместивший в академическую свою карьеру сразу две: математика и философа. В своей философии он стремился преодолеть уже тогда представлявшиеся слабыми оппозиции субъекта и объекта, культуры и природы при помощи идеи процессуальности. Уайтхед выстраивал онтологию вокруг процессов как формы существования всего и проблемы порождения нового.

Фундаментальная онтология Хайдеггера оказала влияние на Мишеля Фуко. В книге “Слова и вещи” Фуко показывает зависимость “человека” от знания о нем. Это не столько онтологическая сущность, сколько складка в поле знания. Она возникла в XVIII веке и задается пересечением трех инстанций: жизни, языка и труда. Человек в своей конечности взаимосвязан с изучающими их дисциплинами: его неизбежно конечный аппарат познания делает возможным изучение этих реалий, а результаты этого изучения открывают позитивную истину о нем самом. Такая модель конечности, собранная на основе анализа научных дискурсов, удачно выражает основные траектории того, как мы мыслили самих себя в XX веке и мыслим до сих пор.

Поэтому в перспективе вопроса о человеке философские поиски в XX веке можно разделить на три направления. Во-первых, изучение языка как инстанции, опосредующей и познание, и существование человека. Это множество мыслителей, — от Ницше, Хайдеггера до структуралистов и Деррида и от Витгенштейна и Райла до Апеля и далее — в центре внимания которых находится устройство и употребление языка, текстуальность и истолкование. Многих из них часто группируют под тэгом “лингвистического поворота”. Во-вторых, тематизация труда как конститутивного для человеческой субъектности. Это, прежде всего, мыслители марксистского толка, например, неомарксизм, итальянский операизм. В-третьих, исследование жизни, включающее проблематизацию границ и градации жизни, управления ею и маргинализации, а, в конечном счете, и подвешивание самого концепта как идеологически нагруженного.

Знание конститутивно не только для самопонимания человека. Оно воплощается в практиках формирования самости, или субъективации, и в технологиях управления, обладающих собственой этикой. Это обширная исследовательская проблематика, разбираемая Фуко в поздних текстах, оказала решающее влияние на одно из рассматриваемых полей, а также в какой-то степени и на АСТ.

Младший современник и до определенного момента товарищ Фуко — Жиль Делез. Из всего многообразия его творчества особое значение для нового материализма имеют его интерпретации Спинозы. В определенной степени это течение можно назвать развитием делезианского спинозизма. Также можно говорить и о некотором влиянии слушания и чтения Делеза на Латура.

Еще одной значимой фигурой для нового материализма (и отчасти для АСТ) является Донна Харауэй, одна из создательниц феминистских исследований науки и философии (впрочем, Харауэй часто весьма сложно уместить в какие-либо дисциплинарные рамки). Ее критические тексты с анализом науки, а также концепция киборгов, созданные в 80-е годы, стали одной из точек отсчета для нового направления. Более того, она сама иногда к нему причисляется и ее недавние тексты остаются важными источниками интуиций и размышлений для этого направления.

(* Звездочкой отмечены книги, которые Вы можете найти в Медиатеке ГЦСИ-РОСИЗО)

Основная библиография
1. Бадью А. Манифест философии. СПб.: Machine, 2003.
2. Гаазе К. Рукописное письмо как практика российской правительности // Социология власти, 2016. №4.
3. Галисон П., Дастон Л. Объективность. М.: Новое Литературное Обозрение, 2018.
4. Дин М. Правительность. Власть и правление в современных обществах. М.: Издательский дом «Дело», 2016.
5. Дрейфус Х. Чего не могут вычислительные машины. Критика искусственного разума. М.: Издательство “Прогресс”, 1978.
6. Метцингер Т. Наука о мозге и миф о своем Я. Тоннель Эго. М.: АСТ, 2017.
7. Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. М., 1985.
8. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999.
9. Фуко М. Забота о себе. История сексуальности. Т. 3. Киев, 1998
10. Shapin S.Invisible Science / The Hedgehog Review. Fall 2016.
11. Shapin S. The Scientific Life. A Moral History of a Late Modern Vocation. The University of Chicago Press, 2008.
12. Zahavi D. The Phenomenological Mind (with Shaun Gallagher). Routledge 2008.
13. Сайт Бруно Латура, в котором представлена постоянно обновляющаяся библиография, так или иначе связанная с АСТ http://www.bruno-latour.fr/
14. Логос. 2008. №2 (65). “Фуко”.

Дополнительная литература
1. Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. СПб.: Алтея, 2000.
2. Бадью А. Рапсодия для театра. Краткий философский трактат. М.: ИОИ, 2018 *
3. Барт Р. Мифологии. Академический проект, М.: 2010.
4. Бодрийар Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1999.
5. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М.: Издательство иностранной литературы, 1958.
6. Гадамер Х. Г. Истина и метод. Основы философской герменевтки. М.: Прогресс, 1988.
7. Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007.
8. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Мн.: АСТ, 2000.
9. Делез Ж. Логика смысла. М.: Академия, 1995.
10. Деррида. Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000.
11. Ницше Ф. Ecce homo. Как становятся собою. М.: Культурная революция, 2009.
12. Поппер К. Открытое общество и его враги. М.: Феникс, 1992.
13. Рассел Б. История западной философии в 2-х т. М.: АСТ, 2017.
14. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм — это гуманизм. // Сумерки богов. М.: 1989.
15. Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. *
16. Хабермас Ю. Теория коммуникативного действия. // Вопросы социальной теории. Научный альмонах. Том 1, 2007.
17. Хайдеггер М. Бытие и время. Харьков: Фолио, 2003.
18. Харман Г. Четвероякий объект. Метафизика вещей после Хайдеггера. Пермь: Гиле Пресс, 2015.
19. Отрега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: АСТ, 2016.
20. Braidotti R. The Posthuman. Cambridge, Polity Press, 2013.
21. Haraway D. A Cyborg Manifesto. University of Minnesota Press, 2016.